Опубликовано

Искусственный интеллект в медицине

В издательстве «Альпина Паблишер» вышла книга американского кардиолога, профессора геномики Эрика Тополя «Искусственный интеллект в медицине: Как умные технологии меняют подход к лечению». Опираясь на собственный многолетний опыт и глубокое понимание технологических аспектов передовой медицины, доктор Тополь пишет о проблемах в области здравоохранения, которые лишь недавно стало возможным решать с помощью искусственного интеллекта. В совей книге доктор Тополь рассуждает и о взаимоотношениях врача и пациента.

Приводим отрывок книги. Источник: Ремедиум.

Определение границ нормы в личных отношениях врача и пациента — сложный и этически неоднозначный вопрос, от ответа на который порой зависит эффективность лечения. Эрик Тополь утверждает, что по мере того, как искусственный интеллект будет проникать во врачебную практику, эмпатия и умение выстраивать доверительные взаимоотношения с пациентом должны стать ключевым аспектом подготовки специалистов во всех отраслях медицины. В этом отрывке он предупреждает от сугубо инструментального подхода к лечению и приводит примеры ситуаций, когда эмоциональное дистанцирование неуместно.

Основы основ — эмпатия, чуткость, общение, «возложение рук» и физикальное исследование — это кирпичики, из которых складывается бесценное отношение между врачом и пациентом. Это семена доверия — из них вырастает спокойствие пациента и чувство исцеления. Они помогают искренне заботиться о пациенте, а врачу дают ощущение профессиональной состоятельности, чувство удовлетворения от возможности действенно помочь больному, облегчить его страдания. Эти гуманистические отношения трудно определить количественно и оцифровать, и это лишний раз подчеркивает, что никакая машина никогда не сможет полностью заменить врача.

Пациенты, ищущие помощи, неизбежно уязвимы. Впервые встречаясь с врачом, они оказываются в хитрой ловушке — для того чтобы открыться врачу, требуется доверие, но незнакомому человеку трудно довериться сразу51. В этот момент своей наивысшей уязвимости пациент сталкивается с врачами, которых в университетах учили держать с пациентом эмоциональную дистанцию. Это в высшей степени неверно. Как могут больные, не доверяя врачу, рассказать ему о своих самых интимных и деликатных секретах? А как пациенту решиться доверить свою жизнь такому врачу, если речь идет о серьезной операции с неизвестным исходом?

Важным аспектом этих отношений является умение врача сообщать пациентам плохие новости. Это ни в коем случае нельзя доверять алгоритмам. Существует метод, которым врачи руководствуются, сообщая пациенту неприятные, а порой и страшные известия. Он называется SPIKES — ряд непременных условий при беседе с пациентом: нужно говорить с больным в спокойной, уединенной обстановке (Setting); больной должен представлять себе свое положение (Patient perspective); необходимо определить, какую информацию смогут воспринять пациент и его родственники (Information); важно дать пациенту возможность высказаться после получения известия (Knowledge); врачу следует непременно выказать сочувствие, сказав, что он понимает, каково сейчас пациенту (Empathize); надо сразу же познакомить больного с дальнейшей стратегией лечения (Strategize). Из всех врачей онкологи чаще всего сталкиваются с необходимостью сообщать пациенту страшную правду — свыше 20 тыс. раз за всю карьеру52.

Даниэла Офри, врач и писательница, прекрасно понимающая суть отношений врача и пациента, замечает: «Нам дана уникальная возможность с близкого расстояния видеть стойкость человеческого духа». И все же медицинская профессия побуждает сохранять эмоциональную дистанцию53. Неукоснительное следование методу SPIKES не является гарантией человеческого сочувствия. Как замечает Офри, когда умирает пациент, мы, врачи, говорим, что «потеряли больного», словно медицина — это какое-то бюро находок. Многие ли врачи присутствуют на похоронах своих умерших пациентов? А что это, если не наивысшее проявление эмпатии? Доктор Грегори Кейн рассуждает о будущем, когда «археологи будут изучать остатки нашего общества и дивиться медицинским технологиям, свидетельства которых — искусственные суставы, сосудистые стенты, протезы сердечных клапанов и титановые пластины — отыщутся в местах наших захоронений». Это может показаться главным наследием современной медицины, но Кейн, видя слезы женщины, которая расстраивается из-за отсутствия контакта с врачом, лечившим ее мужа от рака легких, считает иначе: «Мне хотелось бы надеяться, что нашу эпоху будут характеризовать найденные в архивах письма с утешениями — как подтверждение личных уз, связывавших врачей с их пациентами и их безутешными близкими, как доказательство сохранившейся в нас человечности»54. Простое действие — отправить семье письмо с соболезнованиями — может утишить скорбь, воздать должное человеческой жизни и показать важность сохранения человеческого достоинства. Это несет в себе просветление и воодушевление. Я однажды прочел поучительную статью «Величайший дар: как смерть пациента научила меня быть врачом» за авторством Лоуренса Каплана, врача клиники филадельфийского Университета Темпла. Сын одного пациента прислал Каплану письмо: «Спасибо за все, что вы сделали для моего отца. Для меня это значит больше, чем вы можете себе представить». К письму была приложена фотография: два молодых деревца, посаженные рядом, — одно в честь отца, второе в честь его лечащего врача. Каплан пишет, как это письмо заставило его переосмыслить свое отношение к пациентам, а фотография саженцев до сих пор стоит у него на столе в кабинете, напоминая о том, что на самом деле важно в нашей жизни55.

К счастью, в большинстве случаев общение врача с больным не касается вопросов жизни и смерти — и даже технических вопросов лечения как такового. Речь идет, как правило, об исцелении, о возвращении здоровья. Вергезе красноречиво описывает эту разницу:
«Мы, вероятно, ждем чего-то большего, нежели просто “лечение”. Давайте назовем это, за неимением другого термина, исцелением. Скажем, если вас ограбили, но преступника на следующий день схватили, а отнятые вещи вернули, то вы будете удовлетворены лишь отчасти, и это можно уподобить лечению, но не исцелению: ощущение психологического насилия никуда не денется. То же самое и с болезнью: лечение — это прекрасно, но мы хотим и исцеления, мы хотим волшебства, которое способен произвести врач своей личностью, своей эмпатией, своей заразительной уверенностью. Возможно, эти качества в избытке встречались в допенициллиновую эпоху, когда едва ли можно было рассчитывать на что-то другое. Но в наши дни, в нашу эпоху генной терапии и узкой специализации, “управляемого медицинского обслуживания” и вечного дефицита времени, преобладает другая тенденция — сосредоточиться на заболевании, на лечении, на магии спасения и сохранения жизни»56.

Почти 100 лет назад Пибоди уже писал об этом: «Значение близких личных отношений между врачом и пациентом невозможно переоценить, так как в подавляющем большинстве случаев успех диагностики и лечения непосредственно зависит от этих отношений»57. Если между врачом и пациентом существуют по-настоящему искренние отношения, то исцеление наступает легко и естественно. В этих случаях пациент верит врачу, верит в то, что тот всегда в тяжелой ситуации окажется рядом и сделает для больного все возможное, чего бы ему это ни стоило. Именно этого жаждут практически все пациенты, но именно это становится дефицитом в наше время и в нашу эпоху. Это надо изменить; мы должны, мы обязаны восстановить примат человеческих связей по мере того, как искусственный интеллект играет все возрастающую роль в диагностике и в лечебной медицинской практике. Для этого надо оживить старые традиции медицинского образования, традиции подготовки будущих врачей, и начинать эти изменения надо уже сегодня.

Публикация подготовлена в рамках проекта «Школа профессиональных коммуникаций», реализуемого при поддержке Фонда президентских грантов